Андрей Ермолаев, философ, директор Центра социальных
исследований «София», для «Главреда»
Дискуссии о национальной безопасности и способах ее обеспечения давно
уже приобрели абсурдный характер и стали похожи на средневековые
теологические споры о путях достижения «царства божиего».
Образ врага и образ партнера в этих спорах доведены до предельного
смысла – борьба с «абсолютным злом» за счет объединения с «абсолютным добром».
Выбор партнеров в данном случае рассматривается сквозь призму выбора ценностей,
которые аксиоматически «положены» в основу деятельности этих партнеров и
являются неизменными.
Так как во взаимоотношениях «добра» и «зла» золотой середины не бывает, то и
мифообразы врагов и партнеров как воплощения этих полюсов наделяются
соответствующими характеристиками. В случае с Украиной это прежде всего:
- Запад, США и Европы, НАТО – либо «мир демократии и гуманизма», либо –
заговор «золотого миллиарда», стремящегося поработить более слабых.
- Россия, Евразия – «братские народы», близкие культуры и общие исторические
интересы, либо – империя, отрицающая свободу национального выбора и ценности
гражданского общества.
Сознание «барахтается» в этих мифо-антиномиях, не находя рационального
выхода, который здесь невозможен в принципе.
В самом широком смысле, безопасность общества и государства, им же и
учрежденного, состоит в обеспечении стабильного развития (- системы
отношений) и нейтрализация, при необходимости – ликвидация рисков, угроз и их
источников. Поэтому критериями эффективности и адекватности политики
безопасности могут быть такие качественные параметры как прогрессивность
развития общества (экономика, общественные институты), стабильность и
равновесие (неконфликтность), влиятельность в мироотношениях
(статус, экономическое присутствие, имидж), наличие/отсутствие внешних угроз
для территории, экономики, социокультурных качеств (традиция, уклады,
историческая память). Так что действительно вопросы безопасности широки и не
могут ограничиваться лишь территориальными и военными аспектами.
С другой стороны, любая трактовка безопасности и инструментов ее обеспечения
теряет всякий смысл, если в обществе отсутствует консенсус в отношении
целеполагания и приоритетов собственного развития. «Кто мы, откуда и куда
идем?» - как ответишь, то и будешь защищать. Соответственно, «защищать» -
значит защищать деяние, а не «имущество».
В этом контексте военно-политическая безопасность – устранение рисков и
угроз, связанных с непосредственными угрозами для государства и общества, и
одновременно – способ укрепления и обеспечения развития, которое поддерживается
самим обществом как устойчивое. Национальная система безопасности не может
противоречить общественным интересам и запросам на устойчивость, иначе она
превращается в «свое иное» - инструмент влияния внешних интересов, реализацию
чужих стратегий развития.
Поэтому внешние инструменты (а таковыми могут быть военные союзы,
двусторонние гарантии и обязательства и пр.) не должны вступать в конфликт с
внутренними интересами общества. Иначе неадекватная система обеспечения
безопасности (например, защита территории ценой собственного населения) может
сама стать источником угроз и конфликтов. Ближайшие примеры – Молдова и
Приднестровье, Грузия и Осетия.
- 2 -
В чем состоит ключевая проблема, с которой сталкиваются украинцы?
Прежде всего, в том, что до сих пор отсутствует внутреннее целеполагание
– ориентиры развития и понимание собственных пределов роста, формирование
амбиций общества, становящегося новой нацией. Элиты позиционируются лишь как
статусные социальные группы. Да, собственно, и сами представители элитных групп
считают статус и его иерархические возможности ключевым признаком и функцией
элитарности. Тонкая работа духа не в почете.
Но дело даже не в дефиците «национального духа». Общие установки к развитию
с соответствующим набором мотивации напоминают скорее перфокарты для
«социальных машин», нежели одухотворенный и выраженный общественный интерес.
В частности, компенсаторная формула «движения в Европу» была хороша как
первичный мотив, но абсолютно нерезультативна как основание такого развития.
Поясню более детально. Базовой предпосылкой самодостаточного развития для
общества, которое на старте государственной независимости переживало состояние
фрагментации и внутренней разорванности, была амбиция правящих элит
сорганизоваться в политическую нацию. Эта амбиция постепенно была принята и
всеми общественными группами как цель и одновременно – как условие сегодняшнего
со-существования вместе. Государство, экономические трансформации, даже
социокультурные перемены (сдвижки исторической памяти, перемены в социальных
институтах, напр. – активная поколенческая и половая эмансипация)
воспринимались и принимались в качестве болезненного, но важного условия.
Вместе с тем практическое движение к заявленной цели столкнулось с
вызовами, обессмысливающими этот выбор.
Первое – неудачи с условиями. Государство было сконструировано слабым и
коррумпированным, реформы и перемены до сегодняшнего дня не дали ожидаемого
социального результата, общественная эмансипация привела к фактическому
социальному загниванию. Непроходящее состояние стресса общества от возникших и
неуправляемых явлений, таких как детская беспризорность, проституция и участие
в международной секс-индустрии, наркомания, массовые социальные болезни и
эпидемии, разрыв поколений и заброшенная старость (недопустимый ментальный удар
для любого общества), фактический полураспад системы воспитания, образования и
охраны здоровья, высочайший уровень информационно-политических манипуляций
ценностными установками и мотивацией – подорвали саму жизнеспособность
общества. Ведь подобная социальная картина - это картина не молодой,
амбициозной и развивающейся, а старой и умирающей, поддающейся манипуляциям
нации.
Но еще большая метаморфоза произошла с заявленной целью. Национальный
проект постепенно видоизменился: из проекта развития он преобразился
(метаморфоза) в «проект возвращения». По своему содержанию европейский
выбор для украинской нации все больше напоминал эсхатологическое «движение к
истокам», в результате которого украинцы вольются в еще одну (!) «семью»
(Европы, европейских наций, европейцев – как угодно).
Круг замкнулся: предназначение общества – пройти «сквозь» национальный
украинский проект и влиться в другой проект – европейский, произвел эффект
ментального замыкания. Общественное сознание оказалось «закупорено»
бессмысленными ориентирами и установками, которые напрочь отбили мотивы к
развитию, зато усилили мотивацию ожидания и потребления.
Результат такой метаморфозы: «национальное иждивенчество», ожидание чуда
и внешней защиты – и все это на фоне критической социальной картины,
экономического застоя и политического бессилия.
Спросите, какое это имеет отношение к безопасности? Прямое, – общество в
таком состоянии действительно может выживать только при условии внешней
поддержки, «зонтика» извне. Внутренних мотивов и внутренних ресурсов для ее
обеспечения – критический минимум, да и тот связан преимущественно с ресурсом
государственной машины и грубой эксплуатацией старых материальных активов
(промышленность, земля, инфраструктура). Поэтому будет таким «костылем
развития» Евросоюз, Североатлантический альянс либо другая система поддержка –
не суть важно. «Костыли» для развития, цель которой – влиться в иной
социальный проект – они и в Африке костыли.
- 3 -
И все же, решение проблемы безопасности требуется уже сегодня. Собственно,
кому сейчас интересны общие рассуждения, если в Гаагском суде – дело об
отторжении острова Змеиный, в Киеве и Москве – споры вокруг судьбы Севастополя
и режимности пребывания ЧФ России, а в стране распространяются паспорта и
«карты» как минимум трех соседних государств.
Выбор международной системы безопасности сейчас осуществляется
преимущественно на двух основаниях – военно-технологическом (по критерию -
лучше и эффективнее) и идеологическом (ценности и политические принципы).
Казалось бы, все верно. Если бы не одно «но». Сам этот выбор происходит в
ситуации, когда радикально изменяется миропорядок, частью которого являются и
системы безопасности.
Миропорядок изменяется институционально. Все менее влиятельны
национальные государства. Национальные правительства становятся лишь одним
из нескольких игроков на площадке миропорядка, наряду с глобалистскими
организациями, у которых – есть право на частичное распоряжение
национальными суверенитетами, крупными космоэкономическими и
транснациональными корпорациями, которые имеют под контролем целые сегменты
национальных экономик, сетевыми организациями и объединениями на
религиозной, военной и пр. основе.
Миропорядок изменяется идеологически. Эпоха «двух систем» и «третьего
мира» ушла в прошлое, а с ней – и идеологические стереотипы об общих ценностях
и общих врагах. Инновационные центры с политикой «технологического
империализма», индустриальные пояса и сырьевые периферии – вот новый ландшафт,
который оформляется в условиях глобального кризиса финансового капитализма. На
осколках былой идеологической эпохи вдруг выяснилось, что «блатной капитализм»
- это экономика США (Пол Кругман), олигархия, имитирующая демократию, - это
Запад (Эм. Тодд), а самый эффективный капиталистический уклад – в Китае (…))).
Украинцы «проспали» и «европейские ВЕХИ», которые были реализованы в
резонансных статьях и заявлениях ведущих интеллектуалов Европы (Юрген Хабермас,
Жак Деррида, ... ) после трагичных событий 9/11 и войн в Ираке и Афганистане,
где были сформулированы основные вызовы перед европейской цивилизацией и
аргументирована необходимость нового глобального права и новой глобальной
реформы мироустройства.
Мир изменяется технологически. Территориальные войны, нефтяные
конфликты и газовые диктатуры, цепляясь за настоящее, все же уходят в прошлое.
Глобальный кризис, начавшийся с финансовых рынков, подталкивает к новой
инновационной революции – в сфере энергетики, биологии, нанотехнологий,
коммуникаций, транспорте, и соответственно – к новому витку НТП.
Мир изменяется цивилизационно. Историко-культурные типы-цивилизации
сближаются с неимоверной скоростью. Самобытность из судьбы превращается в выбор
из многообразного единства. Ноосферическое сознание, планетарное информационное
пространство, «наука без границ» и глобальная культура «фьюжн-эклектики» -
стоит на пороге недавно такого актуального Пост-модерна, с его хай-тек с одной
стороны, и «отрицающими новое бытие» межцивилизационными конфликтами, с другой.
Буддисты в Европе и клубы Бритни Спирс в Китае, неофашисты в России и
«интернет-государства», тотальное увлечение «тайными обществами» и миллионные
тиражи книг о тайных знаниях – такой цивилизационный коктейль разрушает всякие
ментальные границы и запретительные барьеры. Но Новый Модерн куда более
циничен, а его унификация – разнообразна по форме, но пугающе однобока и
бездуховна – внутри. Зиновьевское «сверхобщество» - словно новое издание
«казарменного социализма», только более изворотливого и интеллектуально
неуловимого. Глобальные опыты с вирусоносителями, культурные провокации в
масштабах целых народов, социоцид в упаковке просвещенного геополитического
патроната и миротворчества «сильных» по отношению к «слабым», минимизация
частной жизни и тотальная информационная открытость индивида, виртуальное
искусство и «вещи одного дня», «визовые зоны» и контролируемая миграция – это
тоже черты Нового Модерна.
На руинах старых смыслов и стереотипов все инициативы, которые опираются на
уходящий миропорядок, живут недолго – да и то лишь в медиа-пространстве.
Возвращаясь к собственно безопасности. Известные нам по опыту прошлого
системы безопасности как часть миропорядка всегда отражали характер
межгосударственных отношений и основываются на господствующем технологическом
укладе. Такими были альянсы европейских империй 19-20 века – Священный союз,
Тройственный союз, АНТАНТА, где политические коммуникации и использование
неповоротливых регулярных армий в территориальных войнах составляло механизм
сотрудничества.
Блоки, построенные на идеологической основе – НАТО и ОВД, отражали более
развитый уклад и военную организацию – совместные вооруженные силы под единым
командованием, с использованием высокотехнологичных коммуникаций, с подразделениями
быстрого развертывания и возможностью ведения боевых действий в любой точке
планеты.
В новом пост-идеологическом мире – Новом Модерне – уходят в прошлое
масштабные территориальные войны. Попытка захвата Ираком территории Кувейта
– наверное, последний конфликт за последние 20 лет уходящей старой эпохи,
неудачная попытка территориальных аннексий
Новые конфликты носят точечный «молекулярный» характер. Это
преимущественно гражданские войны на этнической, религиозной,
регионально-земельной почве с высокой степенью вовлечения «внешних сил».
Все большую роль играют непрямые методы ведения войны, с применением
нетипичных видов оружия – информационного, геотектонического и прочих, и с
вовлечением в конфликт специализированных военных корпораций на контрактной
основе, под видом, например, охранных структур.
Появление в Ираке сотен наемников, заменяющих собой войска США, - один из
показательных примером, как организовываются войны и управляются зоны конфликтов
в современных условиях. Война НАТО против талибов в Афганистане и военная
операция стран ЕС против сомалийских пиратов – тоже новая реальность в системе
обеспечения глобальной безопасности. Кроме того, новым вызовом миропорядку
стало и то, что передовые военные технологии и оружие массового поражение
оказываются во владении и управлении не только национальных правительств, но и
негосударственных организаций.
И это лишь первые примеры конфликтов нового типа, многоукладных по
характеру, отрицающих все прошлые стратегии и теории войн от Сунь Цзы до
Клаузевица и Мэхена. «Национальный суверенитет уже подрывается
организациями, отказывающимися признать монополию государства на вооруженное
насилие. Армии будут заменены специальными силами безопасности полицейского
типа, с одной стороны, и бандами головорезов – с другой, причем разница между
ними не вполне просматривается уже сегодня» (Мартин Ван Кревельд
«Трансформация войны») ….
Новые войны конца 20-начала 21 века (Ближний Восток, Балканы, Кавказ)
– войны не за территорию и не за ресурс. Это войны за социальное
пространство, а вернее – за управляемость и контроль над социальным
пространством. Общественный капитал в виде организованного и управляемого
человеческого ресурса стал теперь главным предметом конкуренции. Разворачивается
социокультурная конкуренция за пространство жизни, стандартов организации
жизни, управления жизненными ресурсами. Эпоха геокультуры сменяет прошлые эпохи
геополитики и геоэкономики.
Проще говоря, если раньше боролись за «поля», то теперь предмет борьбы –
«колхозники», которых нужно разместить в создаваемых глобальных «колхозах» с
соответствующим стандартом потребления, кредитной поддержкой и источниками
производства и услуг. В этом смысле рассуждения Хантингтона, впечатленного
исследованиями Данилевского, Шпенглера и Тойнби, о начавшейся войне цивилизаций
– первая рефлексия на Новый Модерн – как на мир геокультурной конкуренции и
глобального социо-культурного моделирования.
После «капитализма вещей» (Модерн и Пост-Модерн) мы через нынешний кризис
врываемся в эпоху «глобального капитализма отношений», где вещь становится
«духом», а дух – «овеществляется». Производство образа жизни, мифоструктур
сознания и форм общественной организации - вот что станет основным предметом
конкуренции. Социальные технологии будут куда более востребованы, и станут
основой для запроса на мир вещей и набор потребностей.
Как пример – точка зрения философа Александра Зиновьева: «…Переход к
эпохе сверхобществ, сохраняя и приумножая многие достижения эпохи обществ,
одновременно означает и утрату многих достижений эпохи обществ (терминология
Зиновьева, - А.Е.). Среди этих потерь следует назвать резкое сокращение
числа участников эволюционной конкуренции. В эволюционную борьбу человейники
включаются не поодиночке, а в составе миров. А миров, способных сражаться за
самостоятельный эволюционный путь, на планете осталось немного» («На пути к
сверхобществу»).
Поэтому в со-бытиях настоящего каждая нация, каждое государство вынуждены
уже сейчас, то есть – в со-временности, сдавать тест на преодоление
противоречия глобального и национального. Вот лишь краткий перечень вызовов,
рождаемых этим противоречием:
• ограничение суверенитета и способность к суверенной национальной политики
в геополитической и геоэкономической плоскостях;
• интересы национального капитала и зависимость от ВТО, глобальных кредитных
пирамид, давления космоэкономического капитала, и пр.;
• освоение новых технологических укладов и жесткая глобальная гонка
технологических перевооружений, основанная на политике «технологического
империализма» и сдерживания новых центров роста (США, ЕС – в отношении Индии,
Китая, стран ЦВЕ, России, стран Латинской Америки).
• унификация социальных укладов (экономические структуры, урбанизация жизни,
набор культурных и информационных продуктов) и традиции, опора на национальный
социо-культурный уклад. К примеру, новая высокотехнологичная индустриализация
сельского хозяйства разрушает традиционалистские уклады и фолк-наследие во
многих странах с аграрной культурой, в т.ч. в Украине.
Выбирая приоритет, каждая нация, каждое современное государство должно
понимать и адекватно реагировать на свой уникальный «букет» вызовов и рисков.
- 4 -
Вызовы Нового Модерна для Украины состоят, прежде всего, в необходимости
новой капитализации национального проекта в условиях глобализации. Это
означает, прежде всего, формулирования и формирование предпосылок для
национальной амбиции в мире, новую политико-экономическую мощь и новую
статусность в миропорядке.
Христианское сосуществование, центр славянского мира в Европе, кооперативная
аграрная культура, космическая держава, коммуникационный узел Евразии и Европы
– штрихи к такой амбиции, элементы будущего образа, контр-аверсийные нынешнему
слезливому «центральноевропейскому пути» вечно ноющего середнячка.
Вместе с тем нужно учитывать и набор угроз, которые уже сегодня сдерживают
капитализацию национального проекта. Украина, как и большинство других
постсоветских государств, в своем развитии столкнулись с тремя типами угроз:
Во-первых, это собственно угрозы, возникающие в ходе
пост-социалистических преобразований, и связанные с трансформацией
экономики, созданием новых общественных институтов, изменением системы
политической организации общества. Эти угрозы, как правило, могут стимулировать
внутренние конфликты на социальной и этно-культурной почве, проявляются в
создании новых диспропорций в экономической структуре (потеря укладов, которые
могли развиваться только как часть мега-комплексов экс-СССР), усиливают
деградацию отдельных сфер и социальных институтов (наука, коллективные формы
социальной самоорганизации, экономические структуры, …). Угрозы
пост-социалистического развития преодолеваются только путем эволюционных
преобразований и требуют большого искусства в социальном управлении. Часто
за неудачи пост-социалистического транзита общества расплачиваются реставрацией
старых укладов, политической реакцией, новым застоем в развитии.
Второй тип угроз связан, прежде всего, с теми новыми угрозами, которые
возникают перед национальными государствами и международными союзами в связи
с кризисом глобального финансового капитализма. Включение национальных
финансовых систем в сеть глобальных спекуляций и потребительских пирамид,
подрыв экономического суверенитета и торговые войны под прикрытием
международных организаций, глобальные спекуляции с валютами и скупка
обесценивающихся промышленных активов космоэкономическим капиталом, угрозы возникновение
острых социальных конфликтов на фоне резкого ухудшения финансово-экономической
ситуации – все это несет в себе серьезные риски подрыва суверенитета,
революционизации общества и даже кризиса государственности (нежелательная
перспектива для Украины в 2009-2010гг).
И третий тип – собственно внешние геополитические угрозы. Их можно
условно разбить на две группы.
Первая группа геополитических угроз связана с проблемами, с которыми
сталкиваются постсоветские государства после распада СССР. Это спорность границ
и территорий, незавершенность делимитации границ, конфликты на исторической и
этнокультурной почве, политико-экономические противоречия, связанные с
промышленным и оборонным наследием, сложная социо-психологическая ситуация, и
т.д. Примеры – спорная ситуация вокруг границ Азовского моря, шельфов Черного и
Каспийского морей, тяжелая судьба населения Приднестровья, Карабаха и т.д.
Вторая группа геополитических угроз – продукт непрекращающейся глобальной
конкуренции «за место под солнцем» (конкуренция за доступ к стратегическим
ресурсам, новые переделы сфер влияния, терроризм, нео-пиратство,
наркоторговля), или - результат геополитических противоречий, возникших после
распада СССР (границы, исторические территории, спорная договорная база –
пример с о.Змеиным в споре Украины с Румынией очень поучителен).
Трагедия Ближнего Востока (Ирак, Афганистан), Кавказа (Армения, Азербайджан,
Грузия), Балкан (государства бывшей Югославии) актуализировала проблему
разрушения системы договоренностей и взаимных гарантий, которая формировалась
на основании принципов Парижского договора 1919 года, положений
Ялтинско-Потсдамских соглашений и гарантий поддержания международного мира в
Хельсинком договоре 1976 году.
Собственно геополитические угрозы и нейтрализуются сейчас с помощью
внешних систем безопасности – договорного двустороннего сотрудничества,
региональных военно-политических ассоциаций, санкционированных операций военных
объединений под эгидой глобалистских структур или идеологизированных
военно-политических блоков. Вместе с тем фактический крах международного права
и кризис современного миропорядка требует более комплексного и гибкого подхода
к проблеме национальной (и в более узком значении – военно-политической)
безопасности, вынуждает пересматривать как средства, так и сами механизмы ее
обеспечения.
- 5 -
Какой же должна быть политика по обеспечению национальной безопасности,
чтобы она была максимальной эффективной?
Во-первых, эта политика должна быть прямо связана с поддержанием развития национального
проекта, с учетом реальных условий и вызовов времени.
Во-вторых, это политика эгоистичная, минимизирующая глобалистские
последствия, сохраняющая национальные конкурентные преимущества.
В третьих, это политика не только сдержек и защит, но и стимулов.
Политика национальной безопасности не может и не должна сводиться к
формальному «дипломатическому штампу» - будь то статус или какое-либо членство.
Сколько штампов не ставь в паспорт, счастья не прибавится, если не умеешь
созидать и беречь семью.
И последнее условие – политика национальной безопасности должна быть
нацелена в будущее, на укрепление и развитие субъектности Украины в ходе
глобальной трансформации и рождения новой глобалистской системы безопасности.
Здесь важно понимать, каков тренд будущего и какая позиция для страны будет
наиболее перспективной.
Блоковая структура уходит в прошлое. ОВД перестала существовать в начале
1990-х, НАТО с неизбежностью трансформируется в политическую организацию, где
военные функции будут перераспределены по структурному и региональному
принципам. «Ташкентский пакт» и другие малые межгосударственные военные и
военно-политические альянса занимают нишу региональных структур.
По мере изменения компетенции и полномочий глобальных организаций (ООН) и
укрепления региональной интеграции и политической консолидации (ЕС-ЗЕС,
ЕврАзЭС-ШОС, АТЭС, НАФТА) будет формироваться запрос на более гибкую
координацию в условиях фактического многополярного мира. Вполне вероятно, что уже
в ближайшие 5-7 лет будет инициирована новая система безопасности, на основе
сетевой структуры из региональных союзов государств, совместно управляющих
войсками быстрого развертывания и полицейскими частями, и с координационным
органом, который будет обладать императивным правом на разрешение/запрет
использования ряда типов вооружений (напр., ядерное оружие, биологическое,
геотектоническое и пр.).
Предтечей таких процессов на Европейском континенте могут стать Лиссабонский
процесс (укрепление ЕвроСоюза) и создание на его основе собственно европейской
региональной системы безопасности. Такой же процесс, по всей видимости, будет
характерен для Шанхайской Организации Сотрудничества в евразийском
макрорегионе.
Регионализация систем военно-политической безопасности и одновременная
глобализация ряда функций по обеспечению мировой безопасности ставит Украину
перед выборов – либо ожидать приглашения, либо активно готовиться к новым
реалиям.
В качестве эффективного инструмента подготовки и участия может стать
политика активного нейтралитета. Речь идет о политике амбициозного и сильного
государства, задающего свои правила и выставляющего свои требования на
глобальной карте.
Важно подчеркнуть, что все разговоры о статусах и признаниях не имеют
никакого смысла, поскольку активный нейтралитет есть, прежде всего,
определение типа и характера политики.
Как у всякой политики, у политики активного нейтралитета должны быть
определены приоритетные направления и временные рамки актуальности (проще – на
какой период времени и с какими ориентирами).
Во-первых, политика активного нейтралитета позволит мягко устранить
мифо-структуры массового сознания о «расколотости» Украины, обеспечит новое
социальное равновесие, укрепит национальную идентичность и консолидирует
гражданскую нацию.
Во-вторых, активный нейтралитет есть «самозащита» от глобалистского
давления, своеобразный геополитический и геокультурный консерватизм на
период глобальной перестройки.
В-третьих, эта политика является достаточным основанием для эгоистичной
модели экономических реформ, направленных на ускоренное создание
конкурентного индустриального комплекса, способного производить
высокотехнологичную продукцию как в рамках ОПК, так и как мирные «прорывные»
направления (космические технологии, ракетостроение, навигация, баллистика,
сварка металлов, биохимия и биофизика) . Это и новый запрос на фундаментальную
науку и НИОКР как элемент национального экономического комплекса. Таким
образом, политика активного нейтралитета должна рассматриваться как элемент
экономической стратегии.
В-четвертых, это предполагает разработку и реализацию национальной
доктрины достаточной «периметральной безопасности», с опорой на использование
ракетного оружия как оружия сдерживания. Реформа армии и оптимизация ее
структуры под эту доктрину. Ее элементы – ракетные войска, войска быстрого
реагирования, подразделения для участия в международных программах коллективной
безопасности.
В-пятых, политика активного нейтралитета позволит более активно и
креативно участвовать в инициативах по созданию новых пост-блоковых систем
коллективной и глобальной безопасности. Украина может и должна включиться в
диалог по переобустройству системы безопасности в Европе, которая может быть
политически комплиментарна и технологически связана с будущей евразийской
региональной системой безопасности на основе ШОС. Инфраструктурная,
политическая и экономическая (современный рынок вооружений и технологий) выгода
от такой стратегии мне кажется очевидной.
Временной ресурс политики активного нейтралитета – 7-10 лет, с учетом уже
имеющихся трендов по переустройству существующего миропорядка. Срок,
достаточный для национальной политической консолидации, экономической
модернизации и преодоления растущих социальных тревог.
И напоследок. Не бойтесь быть собой. Хотя в современном мире это чрезвычайно
сложно.
