ПРОБЛЕМА ДЕМОКРАТИИ ПОСЛЕ БУША

Следующему президенту США неизбежно придется обратиться и к другому вопросу, сыгравшему роль в ухудшении американо-российских отношений. Речь идет о демократических реформах. Подобно контролю над вооружениями, они заняли важное место в процессе преобразований на международной арене после окончания холодной войны. В этот период правительства стран Восточной Европы, включая и Россию, рассматривали утверждение в своих странах западной идеологии и институтов как способ добиться признания со стороны мирового сообщества и даже самоуважения. Мало кто сомневался в том, что демократические нормы и практика, включая критерии свободных и прозрачных выборов, должны определяться на международных форумах. Для правительств того времени просто не существовало иного способа продемонстрировать свой разрыв с прошлым.

Буш и Путин полностью перевернули роль этой проблематики в американо-российских отношениях. Из-за действий Буша его собственную «программу распространения свободы» очень легко преподнести как лицемерную ширму, прикрывающую продвижение узкокорыстных американских интересов. Путин же отчасти построил свою популярность на тезисе о том, что иностранцы не вправе судить о характере российской политической системы. Его лозунг «суверенной демократии» служит националистическим прикрытием для централизованной системы управления, основанной на административном произволе. Критика со стороны Запада, возможно, лишь укрепляет популярность Путина и позволяет ему изображать своих оппонентов антипатриотической «пятой колонной».

Как бы негативно будущий американский президент ни относился к популярности Путина, игнорировать ее он не может. Превращая критику российской демократии в одну из центральных тем наших отношений с этой страной, мы уже не сможем добиться от россиян уважения ни к демократии, ни к Соединенным Штатам. Даже администрация Буша в последние годы лишь изредка и не так глубоко касается этой темы, ограничиваясь заявлениями чиновников невысокого ранга. Если будущий президент захочет придать новый импульс отношениям с Москвой, он наверняка получит немало советов из разных кругов о необходимости избегать жесткой идеологизированной риторики.

Дипломаты и аналитики, несомненно, будут говорить ему, что Медведев, какой бы ограниченной ни была его власть, является убежденным и последовательным сторонником верховенства закона и либеральных реформ, что временами он пусть мягко, но все же критиковал деятельность Путина. От представителей российской демократической оппозиции он услышит: развитие демократии в их стране – не дело Вашингтона, как и любого иностранного правительства. (Все, чего они добиваются, – это чтобы американцы не подрывали их позиций, утверждая или, хуже того, веря, что Россия – демократическая страна.) Что же касается европейских правительств, то они наверняка постараются внушить американскому президенту: успех распространения демократии возможен лишь при условии «деамериканизации бренда».

Таким образом, у следующей администрации США найдется достаточно причин, чтобы не превращать вопрос о демократии в камень преткновения американо-российских отношений. В этом нет ничего удивительного: прежний подход результатов не дал. Но если мы будем вести себя с Россией, например, как с Казахстаном, то есть как с недемократическим государством, готовым к сотрудничеству на прагматической основе, позволит ли это реально улучшить наши отношения? Устранение раздражителя, конечно, смягчит ситуацию, но вместе с тем следует отметить, что трения по данному вопросу возникли не только в результате политики, проводимой Соединенными Штатами.

Российские лидеры, начиная с Путина, продолжают делать акцент на идеологической отстраненности от Запада, точно так же как американцы и европейцы сегодня уделяют меньше внимания демократической проблематике. Причина проста. Конфронтация по этому вопросу приносит гигантские политические дивиденды. И русские, считающие, что они и впредь смогут наживать на этом политический капитал, не захотят отказываться от конфронтационного стиля поведения только потому, что у новой американской администрации возникнет соблазн положить проблему демократии под сукно.

ЧЬЯ СФЕРА ВЛИЯНИЯ?

Этим летом, когда российские танки пересекли границу соседнего государства, американское политическое руководство оказалось перед новым вынужденным выбором: каким образом и в какой мере должна быть оказана поддержка небольшой прозападной стране, не имеющей шансов дать отпор российскому вторжению? Но если с подобным выбором мы сталкиваемся впервые, то общий политический курс, лежащий в его основе, остался прежним.

С момента распада СССР позиция Соединенных Штатов и их западных союзников состояла в том, что соседям России, как и другим посткоммунистическим государствам, необходимо дать возможность для интеграции в состав Запада. В 1990-х республики бывшего СССР, в отличие от Венгрии и Польши либо даже Болгарии и Румынии, не считались подходящими кандидатами на главный приз – полноценное членство в Евросоюзе и НАТО. Однако они пользовались поддержкой со стороны Запада во многих других отношениях. Это и спонсирование строительства нефте- и газопроводов, обеспечивающих доступ на международный рынок; и поощрение прямых иностранных инвестиций; и посредничество при разрешении конфликтов с сепаратистами; и технические рекомендации в целях более быстрого вступления во Всемирную торговую организацию; и подготовка и оснащение сил безопасности для борьбы с терроризмом и наркоторговлей; и финансирование неправительственных организаций, осуществляющих мониторинг выборов.

Те же инструменты Соединенные Штаты применяли и по отношению к России в аналогичных целях: способствовать возникновению на развалинах СССР относительно современной, похожей на европейскую, политико-экономической системы.

Поначалу эти действия Вашингтона не угрожали американо-российским отношениям. Но затем произошел неожиданный поворот: соседи России стали добиваться успехов. За последние пять лет по темпам экономического роста многие постсоветские государства обогнали саму Россию. И если последняя становилась все менее демократической, то несколько соседних стран, напротив, сделали большой шаг вперед в политической сфере. Все они начали налаживать контакты с Западом, способные вывести их из-под влияния Москвы, а два государства – Грузия и Украина – сделали ставку на членство в ЕС и НАТО.

Отчасти из-за непоколебимости своего курса на протяжении долгого времени Вашингтон, вероятно, недооценил последствия поощрения подобных стремлений. Он, несомненно, не учел в должной мере целенаправленность противодействия России. В условиях оживления российской экономики Москва старалась блокировать западные трубопроводные проекты и покончить с военным присутствием Запада на авиабазах в Центральной Азии. Она обвиняла западные неправительственные организации в попытках дестабилизировать обстановку в соседних государствах. А в апреле 2008 года Путин назвал дальнейшее расширение НАТО «прямой угрозой безопасности нашей страны».

В такой обстановке США и Европа переоценили свои возможности по оказанию помощи соседям России в плавном перемещении на орбиту Запада, не вызывающем серьезных международных кризисов. Ныне, когда проба сил состоялась и Москва победила в этом состязании, многим инструментам политики Запада нанесен сильнейший урон. Среди стран НАТО, прежде считавших, что в конечном итоге Грузия и Украина должны стать членами Североатлантического альянса, сейчас возник раскол по данному вопросу. Те постсоветские государства, что рассматривали тесное сотрудничество с альянсом (пусть и без присоединения к нему) как спасительный шанс для выхода во внешний мир, теперь задумываются, насколько это им еще нужно.

Добывающие страны Центральной Азии, взвешивавшие перспективу строительства новых трубопроводов, не связанных с российской сетью, сегодня могут счесть такие проекты чересчур рискованными. Посреднические усилия Запада по всей российской периферии заморожены; в Грузии же о них можно говорить как о почивших в бозе.

Тем не менее, чего бы ни добился Путин, устроив «выволочку» Грузии, в самом главном он потерпел неудачу. Российские лидеры ныне открыто говорят о своем стремлении создать сферу влияния Москвы, но их собственные действия лишь понизили шансы на приемлемость этой идеи для США и Европы. Сейчас необходимо понять, означает ли российское вторжение начало скоординированной акции по восстановлению влияния на республики бывшего СССР. В прошлом реакция Запада на подобный демарш была бы чисто эмоциональной. Теперь для того, чтобы считать ее нежелательной, у него есть более основательные причины. Не подлежит сомнению, что распространение гегемонии России на такую «мастерскую», как Украина, на такую энергетическую «кладовую», как Казахстан, и на другие составляющие бывшего СССР заставит буквально все ведущие государства мира пересмотреть свои планы в сфере национальной безопасности.

Поскольку ставки в игре высоки, будущая американская администрация из чувства благоразумия будет действовать осмотрительно. В настоящее время любая задача, которую поставит перед собой Вашингтон, должна быть гарантированно выполнимой, что исключает право на совершение каких-либо просчетов. Чтобы иметь в будущем более широкий спектр возможностей, в краткосрочной перспективе руководство США должно предоставить Грузии эффективную гуманитарную помощь; после этого – оказать содействие в стабилизации и восстановлении экономики, а затем и вооруженных сил. По мере того как эти действия начнут приносить плоды, снова встанет вопрос о членстве Грузии в НАТО. Эта страна заслуживает места в западном альянсе, но ничто не нанесет большего ущерба безопасности Грузии, нежели постановка этого вопроса раньше, чем НАТО будет готова дать на него ответ.

Восстановление Грузии – и политики, позволяющей постсоветским государствам присоединиться к западному миру, – должно стать первоочередной задачей следующей администрации США. Другого более эффективного способа расчистить завалы, образовавшиеся в результате российской агрессии, не существует. Однако в ходе этих усилий Соединенные Штаты и их союзники столкнутся с парадоксальной ситуацией: в прошлом Вашингтон мог делать больше для соседей Москвы, поскольку его собственные отношения с Россией складывались благоприятно (а отношения самих этих соседей с Москвой носили, по крайней мере, корректный характер).

В обозримом будущем американо-российские отношения благоприятными не станут, и это превратится в дополнительное бремя для политики США. Преодолеть подобное противоречие без затруднений невозможно, но, чтобы это вообще удалось, Соединенным Штатам необходимо вернуть себе дипломатическую инициативу. Вашингтону нужны идеи и предложения, способные поставить заслон новой стратегии России и одновременно показать Москве иной путь к обретению влияния на международной арене.

Так случилось, что сами русские выдвинули в наиболее завершенном виде подобного рода идею. Перед войной с Грузией, в ходе своего наиболее обстоятельного на сегодняшний день внешнеполитического выступления, президент Медведев призвал к организации новой конференции по вопросам европейской безопасности, напрямую ссылаясь на дипломатические инициативы середины 1970-х, результатом которых стал хельсинкский Заключительный акт. Конечно, его цели весьма напоминают те, что ставил перед собой советский лидер Леонид Брежнев, возлагавший надежду на то, что конференция по «безопасности и сотрудничеству» завершится признанием со стороны Запада разделительных линий в Европе. Медведев в свою очередь хочет добиться признания Содружества Независимых Государств, Организации Договора о коллективной безопасности и других структур, связывающих Москву с рядом постсоветских государств. Однако подобно Брежневу, на глазах у которого Хельсинкские соглашения превратились в знамя оппонентов советского режима, Медведев может обнаружить, что такой форум, каков бы ни был его краткосрочный пропагандистский эффект, даст другим странам возможность привлечь внимание к действиям России и выработать принципы, затрудняющие реализацию ее попыток создать новую империю.

Сегодня, когда Грузия еще истекает кровью после понесенного поражения, намерение проанализировать предложения, явно ставящие целью консолидацию успехов Москвы, девальвацию и ограничение свободы действий НАТО, закрытие соседям России путей во внешний мир, может показаться несвоевременным, а то и пораженческим. Тем не менее Соединенным Штатам и их союзникам не следует забывать о том, что в прежние времена за счет смелых и рискованных дипломатических инициатив подобного рода они добивались устойчивых преимуществ.

Трудно представить себе общеевропейскую конференцию по вопросам безопасности сейчас или в будущем, на которой Россия не оказалась бы в изоляции вследствие своего поведения. Будет ли кто-нибудь, кроме Москвы, возражать против принципа, согласно которому все государства вправе свободно выбирать, к какому альянсу присоединяться? Кто откажется поддержать суверенитет и территориальную целостность Грузии? Кто одобрит предложение России о том, чтобы после войны против Грузии именно ее войскам должны быть поручены миротворческие функции? Кто согласится с точкой зрения Путина относительно того, что «Украина – это даже не государство», которую он откровенно высказал Бушу?

Политические лидеры в Москве утверждают: Россия просто хочет занять место в «президиуме» международной дипломатии, участвовать в разработке правил и норм мирового устройства. Они, похоже, считают, что конференция по европейской безопасности и даже договор о европейской безопасности позволят им закрепить за собой сферу влияния. Ими руководит желание показать, что к их словам прислушиваются. Подобные цели и ожидания способны завести в тупик. Тем не менее можно считать, что время на весь этот процесс потрачено не зря, если он хотя бы только продемонстрирует, что идеи и поведение России полностью противоречат умонастроениям других участников. Поэтому новой американской администрации следует тщательно изучить предложения России, проконсультироваться с друзьями и союзниками, добиться прояснения нечетко сформулированных пунктов, отбраковать идеи, которые ее не устраивают, и т. д. Затем она должна с удовлетворением принять предложение Медведева.

КОНФЛИКТ ИНТЕРЕСОВ

«Одна из трагедий нашей жизни – в том, что парни, особенно заслуживающие трепки, всегда такие здоровяки!» – замечает один из персонажей старого фильма Престона Стерджеса «Приключение в Палм-Бич» (The Palm Beach Story). То же самое можно сказать и о нынешней затруднительной ситуации, в которой оказалась американская дипломатия. Россия, судя по всему, идет все более конфронтационным курсом, который подпитывается самым воинственным со времен окончания холодной войны восприятием собственных национальных интересов, внутриполитическими соображениями, завязанными на международную напряженность, и возросшими возможностями отстаивать свои позиции. Ни могущество, ни решимость России не следует преувеличивать. Ее новообретенная сила покоится на узком, даже непрочном фундаменте, а ее новые цели могут быть пересмотрены, если издержки, связанные с их достижением, окажутся чересчур высокими. Однако сегодня, после войны в Грузии, создается впечатление, что нынешнее развитие событий может получить иной, более тревожный, поворот. Могущество России, вероятно, будет расти и впредь, а с ним – и ее амбиции.

Сейчас, когда присутствие США в Ираке близится к завершению, американские политические руководители и экспертное сообщество начинают задумываться о многочисленных проблемах, с которыми Вашингтону придется сталкиваться на следующем этапе. Будет ли Америка преодолевать новые и унаследованные от прошлого трудности во взаимодействии с другими великими державами, или отношения между ними станут более конфликтными? Если конфликты превратятся в своего рода норму, насколько трудно будет повернуть ситуацию в сторону американских интересов? И Россия – раньше, чем ожидалось, – дает Америке импульс для поиска ответов.