Соседи-соперники: новые империи

Руководство правящей в Турции Партии справедливости и развития (ПСР) продолжает, используя политическую и экономическую конъюнктуру, сложную игру, итогом которой должно стать превращение республики в доминирующую силу БСВ, лидирующую в суннитском мире, на равных говорящую с ЕС и независимую от Соединенных Штатов. Теоретические основы превращения Анкары в центр новой Османской империи были сформулированы главой турецкого МИДа А. Давутоглу задолго до его прихода в большую политику. Входящие в правящий триумвират премьер Р. Эрдоган и президент А. Гюль последовательно и достаточно эффективно воплощают эту теорию в жизнь.

Турция, политическая система которой проходит трансформацию от светского кемализма к умеренному политическому исламизму, – один из главных бенефициаров волнений в регионе, охватывающих страну за страной. Она лишь выигрывает от последовательного ослабления влиятельных региональных игроков, включая недавних союзников, традиционных противников и ближайших соседей. Наиболее опасный из этих соседей – Ирак сегодня в отличие от времен Саддама Хусейна является не столько страной, сколько территорией.

Позиции Исламской Республики Иран (ИРИ) на Западе слабы из-за его противостояния с мировым сообществом по ядерной проблеме, а в регионе осложнены борьбой с Израилем и Королевством Саудовская Аравия (КСА). Иерусалим сосредоточен на тактических проблемах безопасности, они по мере ослабления его соседей перерастают в проблемы стратегические. Египет пережил расцвет внешнеполитического влияния во времена Насера, Садата и Хосни Мубарака, при котором был основным региональным союзником Израиля и США в борьбе с политическим исламизмом и терроризмом. Саудовская Аравия, продолжающая оставаться источником финансирования и организующим центром суннитских радикалов, нейтрализована противостоянием с ИРИ. Сирия, оспаривавшая при Хафезе Асаде у Турции Александреттский санджак, конфликтовала из-за распределения вод Евфрата, без оглядки на Анкару действовала в Ливане и жестко подавляла суннитских исламистов на собственной территории, при Башаре Асаде во всех этих вопросах либо приняла турецкую позицию, либо вынуждена с ней считаться. Ливийские инициативы в Африке более не являются там конкурентами турецкой политики, а участие Турции как члена НАТО в коалиции, действующей против Муамара Каддафи, нейтрализует многие из ее инициатив, позволяя Анкаре выглядеть защитником мусульман перед лицом современного империализма.

Коллаж Андрея Седых

Руководство Турции на всех направлениях внешней политики демонстрирует прагматизм, гибкость, готовность к любым тактическим союзам, которыми оно без колебания жертвует в случае необходимости и пересмотра любых соглашений в момент, когда полагает это целесообразным. В инструментарий турецкой внешней политики входят пантюркизм в Центральной Азии, Закавказье и Поволжье и «мягкий ислам» в экспортном исполнении, в том числе в России и на Украине. Безвизовый и «особый пограничный» режим с «историческими провинциями» включает Сирию, Ливию, Армению, Болгарию и ряд других государств, вовлекаемых в орбиту экономической экспансии Турции. Мировой экономический кризис, повысив значимость турецкого рынка для европейских инвесторов, открыл для Анкары новые возможности в Ираке (Турция – основной инвестор в Иракском Курдистане), Иране и даже традиционно враждебной к ней Греции.

Участие в миротворческих операциях ООН, НАТО и военно-политических коалиций, в том числе в Афганистане и Ливии, позволяет поддерживать военное сотрудничество с Западом. Продолжая оккупировать Северный Кипр, Турция использует двусторонние и многосторонние договоры с отдельными европейскими странами и ЕС, ослабляя Францию и усиливая влияние на Германию. Она сочетает «особые отношения» с США и привилегированное торговое партнерство с Россией. Положение нефтяного и газового транзитера позволяет ей играть на противоречиях ЕС с Ираном и РФ. Роль медиатора в конфликтах на Балканах и в Закавказье усиливает влияние в этих регионах. Контроль над истоками Тигра и Евфрата дает ключ к Двуречью. Борьба с курдским сепаратизмом объединяет с Ираном и Сирией. Поддержка ХАМАС – с Сирией и «Братьями-мусульманами». Демонстративная критика Израиля – со всем исламским миром.

Турецкая армия – одна из наиболее профессиональных и хорошо оснащенных в регионе и при необходимости может быть использована за пределами страны. Суды над генералитетом и референдум по изменению конституции в сентябре 2010 года позволили политическому руководству страны взять вооруженные силы под эффективный контроль, исключив повторение неоднократных в прошлом военных переворотов. Курс на охлаждение отношений с Израилем ослабил военно-технический потенциал турецких ВС, однако в исламском мире армия Турции не имеет реальных противников. Сравнимые с ней по численности, профессиональной подготовке и мотивации ВС и Корпус стражей исламской революции (КСИР) Ирана значительно слабее вооружены и нацелены на противостояние с Израилем, монархиями Залива и поддерживающими их контингентами США и Великобритании.

Противостоящая Индии армия Пакистана равноценна турецкой по оснащению и подготовке, имеет значительно больший боевой опыт и ядерное оружие, однако ни один сценарий потенциальных региональных конфликтов не предусматривает столкновения интересов Анкары и Исламабада. В то же время, проводя успешные операции против боевиков Рабочей партии Курдистана (РПК), в том числе на севере Ирака, турецкие военные не могут добиться решающей победы над ними. Сепаратизм курдов, несколько ослабленный в результате реализации курса на национальное примирение, принятого на вооружение правящей ПСР, по-прежнему является главной опасностью для территориальной целостности страны. Непоследовательная и половинчатая политика руководства государства, позволившего легализовать курдские партии и открыть вещающий на курдском языке телеканал, критикуется кемалистской оппозицией. Последняя поддержала охватившую регион волну протестов, используя «на переднем крае» противостояния с ПСР профсоюзы и студенческие объединения.

Ситуацию дополнительно осложняют экономический кризис и проблема меньшинств. Турецкие черкесы и чеченцы, лазы и абхазцы, боснийцы и цыгане, представители малых тюркоязычных групп, остатки греков и армян (включая примерно 100 тысяч трудовых мигрантов из Армении) являются потенциальным фактором нестабильности, наличие которой будет определяться итогами турецко-курдского противостояния. Популистские шаги правительства в адрес местных христианских общин сопровождаются убийствами священников и агрессивной риторикой лидеров страны в отношении христианства. Призывы к изоляционизму и культивированию турецкого национализма, обращенные к многомиллионной турецкой диаспоре (в том числе живущей в Германии), носят откровенно провокационный характер.

В среднесрочной перспективе вероятно политическое противостояние Турции и Израиля, особенно в случае проведения последним военных операций в Газе и Южном Ливане, а также его прямого столкновения с Сирией или Ираном. Военный конфликт Анкары и Иерусалима маловероятен, равно как и полное восстановление отношений между ними. Столкновение в будущем интересов Турции с Ираном практически неизбежно как из-за принятого руководством обеих стран курса на стратегическую гегемонию в исламском мире, так и из-за тактических противоречий в Армении, Азербайджане, Сирии, Ливане и Ираке. Вероятность того, что к 2030 году Турция займет место в числе ведущих государств мира, как это декларируют лидеры страны, достаточно высока – демографический и экономический рост способствует этому. Поляризация общества по мере расширения сферы действия исламских норм и опасность раскола страны являются сдерживающими факторами.

Современный Иран – не столько шиитское революционно-теократическое государство, сколько постреволюционная держава, идеология которой базируется на имперском прошлом и персидском национализме. В тактическом плане Исламская Республика добилась значительных успехов. Уход американских войск из Ирака и Афганистана позволяет ИРИ закрепить свое влияние на их территории – в первую очередь в Ираке. Ряд арабских режимов, последовательно противостоявших Ирану, пал (Египет). Другие ослаблены (КСА, ОАЭ, Кувейт, Бахрейн, Марокко). Третьи в настоящий момент нейтральны (Алжир, Катар, Оман, Ирак). Сирия, ХАМАС и «Хезболла» – союзники ИРИ на ближней периферии. Мавритания – на дальней. Внешнеполитическая активность президента Ахмадинежада принесла результаты в Азии, Африке и Латинской Америке, помимо прочего сформировав проиранское лобби в вопросах ядерной программы (Турция, Бразилия, Венесуэла).

Несмотря на санкции ООН, нанесшие существенный урон иранской экономике, согласно мнению экспертов Иран получит ядерную бомбу в течение двух-четырех лет, после чего возможность повлиять на его политику сведется для мирового сообщества к нулю. Успешное накопление расщепляющих материалов (запас которых в настоящее время позволяет ИРИ изготовить до пяти зарядов), испытания ракет-носителей и продвижение работ над изготовлением ядерной боеголовки контрастируют с отсутствием успехов «Шестерки» посредников в приостановке ядерной программы. Успешным в этой связи следует признать лишь компьютерный вирус, по мнению иранского руководства и экспертов, разработанный в Израиле, который поразил ряд ядерных объектов Ирана. В то же время завершение Россией под контролем МАГАТЭ строительства АЭС в Бушере превратило ИРИ в первую после Пакистана ядерную державу Ближнего Востока. Следует особо отметить роль Исламской Республики Пакистан в создании и продвижении иранской ядерной программы через так называемую сеть Абдул Кадыр Хана, действие которой, не исключено, продолжается в настоящее время.

Волнения шиитов в Бахрейне, в Восточной провинции Саудовской Аравии и других монархиях Залива позволяют уверенно говорить о «руке Тегерана», который вступил в прямое столкновение с Эр-Риядом. Надвигающаяся гражданская война в Йемене, несомненно, будет использована ИРИ против КСА, а возможно, и Омана. Ответом на это являются контракты на поставку военной техники и вооружения в КСА и ОАЭ в объеме 60 и 40 миллиардов долларов соответственно, интервенция силовых структур Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ) в Бахрейн и заключенный в конце марта этого года договор о коллективной безопасности арабских стран Залива. Как следствие – в краткосрочной перспективе высока вероятность прямого столкновения как минимум ИРИ и КСА, а возможно, и других монархий Залива. В этом случае «Аль-Каида», талибы, белуджская «Джондалла» и суннитские группы в Ираке активизируют антииранскую деятельность, но ряд суннитских радикалов могут занять нейтральную позицию (последователи шейха Ю. Кардауи) или встать на сторону Ирана (ХАМАС).

В Ливане руководству ИРИ при поддержке Сирии удалось добиться перевеса над саудовским лобби, отправив правительство С. Харири в отставку, хотя эта победа может оказаться пирровой: перевес шиитов и их союзников (друзы В. Джумблата, часть суннитов и христиан) над ушедшим в оппозицию блоком Харири минимален. Оснащенные десятками тысяч ракет среднего радиуса действия, иранские плацдармы в Газе и Южном Ливане, контролируемые союзными Ирану и Сирии ХАМАСом и «Хезболлой», по-прежнему представляют для Израиля значительную опасность, однако не столько уменьшают, сколько увеличивают вероятность масштабного столкновения Тегерана с Иерусалимом. Последнее неизбежно в случае атаки территории Израиля с применением химического оружия. Оружие это (иприт, зарин), пополнившее арсеналы радикалов после расхищения военных складов в Ливии, в настоящее время, по израильским данным, дислоцировано в Судане. Не исключено, что именно с этим была связана силовая акция «неопознанных ВВС» на суданской территории 6 марта сего года. Волнения в Сирии – реакция суннитского мира на иранскую экспансию – были инициированы КСА. Жесткая реакция Турции на их силовое подавление Дамаском говорит о том, что сближение Анкары и Тегерана возможно только по отдельным вопросам и до определенного предела. Руководство Ирана наладило рабочие отношения с Афганистаном (инвестиции и гуманитарная помощь) и Пакистаном (поставки газа), однако талибы, «Аль-Каида», наркоторговцы, белуджские террористы и сепаратисты представляют серьезную угрозу восточным провинциям ИРИ.

Силовое подавление протестного «Зеленого движения» в Иране не привело к его разгрому, несмотря на разгон демонстраций, массовые аресты, превентивное задержание лидеров оппозиции, пытки и казни. Высок протестный потенциал в студенческой среде. Режим достаточно прочен, положению верховного религиозного лидера – рахбара Хаменеи и президента Ахмадинежада в настоящее время никто всерьез не угрожает, однако власти не могут окончательно уничтожить своих противников внутри страны. Дополнительно ко всему опасность для режима представляет этнический и этноконфессиональный национализм, имеющий в Иране давнюю историю и прочные корни. Протесты в арабском мире были восприняты как сигнал к действию оппозиционных движений курдов, азербайджанцев, туркмен и других жителей «национальных окраин» Ирана. Многомиллионная иранская диаспора в странах Запада включает сторонников режима, однако большинство иранских эмигрантов – противники правящей власти. Насчитывающая сотни тысяч иранская община в странах Залива в свою очередь рассматривается их правительствами как пятая колонна Тегерана.

Не исключено, что в случае эскалации конфликта между ИРИ и КСА Тегеран сможет нанести смертельный удар геронтократии Эр-Рияда, спровоцировав распад Саудовской Аравии. Маловероятно, что он успеет воспользоваться плодами этой победы. Закрепление Ирана как ведущей силы в долгосрочной перспективе возможно только на территории с доминирующим шиитским населением. В борьбе с режимами Залива Иран преследует собственные интересы, но на перспективу расчищает дорогу для региональной гегемонии Турции.

Возможность распада страны высока только в случае прямого военного столкновения с США, на сегодня маловероятного в отличие от времен доминирования в Пентагоне «неоконов», но неисключенного до конца в случае дезинтеграции КСА или иранской атаки объектов США в Заливе. Последняя может быть произведена с массовым использованием ракет среднего радиуса действия, брандеров, самолетов-камикадзе, террористов и спецподразделений. Учитывая профессионализм, высокую мотивацию и боевой опыт военнослужащих ИРИ и бойцов КСИР, в случае прямых боестолкновений они могут нанести экспедиционным корпусам стран Запада серьезный урон в живой силе и технике, тем более что тактика действий европейцев была изучена иранцами на примере афганской и иракской кампаний последнего десятилетия. При этом ВС ИРИ понесут невосполнимые потери. В случае столкновения с Израилем численный перевес иранской армии скомпенсируется устаревшей военной техникой, которой она в настоящее время вооружена. Основные усилия по достижению победы над Тегераном будут приложены в дистанционной войне с применением военно-морскими группировками ракет и авиации дальнего радиуса действия. Удар по Ирану, облегчаемый отсутствием у того современных систем ПВО, спровоцирует поток беженцев (от нескольких сот тысяч до нескольких миллионов человек) в направлении Азербайджана и России, дестабилизирует Прикаспий и Центральную Азию – в первую очередь Таджикистан и увеличит террористическую угрозу на российском Северном Кавказе, особенно в Дагестане.

В перспективе ядерная война между Ираном и Израилем маловероятна, хотя возможность ее полностью не исключена. Израильские эксперты полагают, что Тегеран будет готов к ведению ограниченной ядерной войны не ранее 2020 года, и готовятся к худшему сценарию. Оптимистические прогнозы предполагают, что этой войны не будет, поскольку иранское руководство дойдет до «предвоенного уровня», заморозив ядерную программу ИРИ ради получения каких-либо бонусов от мирового сообщества. Данные оценки основаны на явном нежелании действующей администрации США воевать с Ираном, понимании того, что без нанесения превентивного удара по ядерным объектам эта страна в кратчайшие сроки пополнит ряды членов ядерного клуба, и заинтересованности Запада в иранской нефти в условиях нынешнего кризиса в арабском мире. Руководство ИРИ является не только жестко консервативным и настроенным на физическое уничтожение Израиля, но и искренне верующим в необходимость очищения человечества через Апокалипсис. Сочетание религиозного фактора с оружием массового поражения уникально, не имеет аналогов в истории и в случае Ирана внушает мало поводов для оптимизма. Согласно иранской военной доктрине Израиль – «страна одной бомбы». Если Тегеран получит ядерное оружие, искушение нанести по Израилю удар, использовав эту «одну бомбу», может оказаться сильнее прагматических геополитических планов, тем более что Афганистан, Ирак и Ливия продемонстрировали границы военного присутствия Запада на БСВ.