Глобальная экономика — это совершенно новая историческая реальность, отличная от мировой экономики, в которой процессы накопления капитала происходили во всем мире и которая, согласно учению Фернана Броделя и Иммануила Валлерстайна, существовала, по меньшей мере, с XVI века. Глобальная экономика — это экономика, в которой национальные экономики зависят от деятельности глобализированного ядра. Последнее включает в себя финансовые рынки, международную торговлю, транснациональное производство, в определенной степени науку и технологию и соответствующие виды труда. В целом можно определить глобальную экономику как экономику, чьи основные компоненты обладают институциональной, организационной и технологической способностью действовать как общность (целостность) в реальном времени или в избранном времени в планетарном масштабе.

I

Рынки капитала глобально взаимосвязаны друг с другом, и это весьма значительный фактор в капиталистической экономике. Капитал управляется круглосуточно в реальном времени. Такое явление наблюдается впервые в истории: трансакции достоинством в миллиарды долларов осуществляются за секунды в электронных системах по всему земному шару. К этому нужно добавить интеграцию новых рынков развивающихся стран и переходных экономик в глобальные потоки капитала.

Существенным моментом в развитии финансовой глобализации явилось также колебание объемов продаваемой валюты, которое воздействует на обменный курс национальных валют, серьёзно подрывая автономию правительств в денежно-кредитной и фискальной политике. Ежедневный оборот мирового валютного рынка в 1998 г. составил 1,5 трлн. долл. Всего же объем глобальной торговли валютой увеличился с 1986 по 1998 г. в 8 раз. Это огромное увеличение не было связано с динамикой международной торговли. Пропорция между ежегодным оборотом валют и объемом мирового экспорта увеличилась с 12:1 в 1979 г. до 60:1 в 1996 г., что показывает, таким образом, преимущественно спекулятивную природу торговли валютой.

Глобальная взаимозависимость финансовых рынков — результат действия пяти главных факторов.

Первый из них — либерализация (в большинстве стран) финансовых рынков и заграничных трансакций.

Вторым фактором стало развитие технологической инфраструктуры, которая включает передовые телекоммуникации, интерактивные информационные системы, мощные компьютеры, способные осуществлять высокоскоростную обработку колоссальных потоков информации.

Третий фактор связан с функционированием новых финансовых инструментов — деривативов (фьючерсы, опционы, свопы и т.д.). Эти вторичные или производные инструменты зачастую комбинируют стоимость акций, облигаций, товаров и валют разных стран на базе математических моделей, создавая рыночную капитализацию из рыночной капитализации. По некоторым подсчетам, рыночная стоимость деривативов, находившихся в обращении в 1997 г., составила 360 трлн. долл. (в 12 раз больше мирового ВВП). В силу сложности (многокомпонентности) деривативов возрастает нестабильность в глобальных финансовых сетях.

Четвертый фактор глобальной интеграции финансовых рынков — спекулятивные движения финансовых потоков, стремительно входящих и уходящих с данного рынка, ценных бумаг, национальных валют с целью как получить преимущества от разницы их котировок, так и избежать потерь от их колебаний. В этих условиях финансовые организации, изначально учрежденные, чтобы противодействовать риску, такие как фонды, использующие технику хеджирования, стали основным инструментом глобальной финансовой интеграции. С 1990 по 1997 г. активы фондов, использующих технику хеджирования, умножились в 12 раз.

Пятый фактор — деятельность фирм, оценивающих конъюнктуру рынка (вроде Standard&Poor или Moody’s). Присваивая рейтинги ценным бумагам, а иногда и национальным экономикам в целом, они стремятся утвердить общие правила игры на рынках во всем мире. Эти рейтинги зачастую инициируют изменения в ценах на определенных рынках (например в Южной Корее в 1997 г.), которые затем распространяются и на другие рынки.

Процесс глобализации финансовых рынков приводит к тому, что глобальные потоки капитала всё меньше и меньше зависят от функционирования национальных экономик. Причём эти потоки не подчиняются всецело экономическим законам. Финансовые рынки настолько несовершенны, что они лишь частично реагируют на законы спроса и предложения. Изменения на финансовых рынках — это результат сложной комбинации рыночных законов, стратегии бизнеса, политически мотивированных действий, планов центральных банков, идеологии технократов, психологии толпы, спекуляций и вихрей информации самого различного происхождения. Самые смелые финансовые инвесторы пытаются предугадать тенденции с помощью компьютерных моделей, учитывая множество сценариев. Тем самым они создают капитал из капитала. Результат этого процесса — возрастающая концентрация стоимости в финансовой сфере, в глобальной сети потоков капитала, управляемых информационными системами и образующих хребет новой глобальной экономики.

Исторически международная торговля была основным связующим звеном между национальными экономиками. Сегодня она имеет относительно меньшее значение для процесса глобализации, чем финансовая интеграция и интернационализация прямых иностранных инвестиций и производства, хотя и остается важным элементом новой глобальной экономики.

Развитие международной торговли в последней четверти XX столетия характеризовалось следующими основными тенденциями.

Первая из этих тенденций состояла в том, что увеличивалась доля торговли готовыми промышленными товарами.

Вторая тенденция заключалась в возрастающей роли знания, воплощённого в товарах и услугах. К традиционному дисбалансу торговли между развитыми и развивающимися экономиками, возникающему из неэквивалентного обмена промышленных и сырьевых товаров, добавился дисбаланс между высокотехнологичными и низкотехнологичными товарами промышленности вследствие неравного распределения знаний и технологий между странами и регионами мира. В новом международном разделении труда важнейшими источниками конкурентоспособности станут технологические возможности и технологическая инфраструктура, доступ к знанию и высококвалифицированный человеческий капитал.

Третья тенденция — относительная диверсификация в сферах торговли. В 1965 г. торговля между развитыми странами составляла 59% общего мирового объёма. В 1995 г. эта доля сократилась до 47%, в то время как соответствующий показатель торговли между развивающимися странами увеличился с 3,8% до 14,1%. Тем не менее развитые страны продолжают играть ведущую роль в международной торговле, включая экспорт промышленной продукции (хотя доля развивающихся стран в нём увеличилась с 6%        в 1965 г. до 20% в 1995 г.). Экспорт промышленных товаров из развивающихся стран обеспечивается главным образом группой новых индустриальных государств Восточной Азии, а также Китаем. Что же касается торговли услугами, значение которой сейчас возрастает, то она также асимметрична в пользу развитых стран.

Наконец, четвёртая тенденция — формирование сети торговых отношений между фирмами поверх границ, разделяющих страны и регионы.

Таким образом, новое международное разделение труда, с одной стороны, поддерживает торговое господство стран ОЭСР. С другой стороны, оно открывает дополнительные каналы интеграции новых индустриальных стран в международную торговлю. Но эта интеграция чрезвычайно неравномерна, что дает начало фундаментальному расколу между странами и регионами Юга.

В 1990-е годы шел ускоренный процесс интернационализации производства, распределения, и управления товарами и услугами. Этот процесс заключал в себе три взаимосвязанных аспекта: рост иностранных прямых инвестиций, решающую роль многонациональных корпораций (МНК) и формирование международных производственных сетей.

Прямые иностранные инвестиции (ПИИ) в 1980–1995 гг. выросли в 4 раза. Они увеличивались значительно быстрее, чем росли объёмы мирового производства и мировой торговли. Большая часть всех фондов ПИИ сконцентрирована в развитых экономиках, и эта концентрация растет с течением времени: в 1960 г. на развитые страны приходилось две трети; а в конце 1990-х годов — три четверти всех накопленных фондов ПИИ.

Многонациональные корпорации — основной субъект ПИИ. Иностранные филиалы МНК финансируют свои инвестиции из разнообразных источников, включая заимствования на местном и международном рынках, субсидии правительств и долевое финансирование со стороны местных фирм. Расширение мировой торговли тоже является результатом производственной деятельности МНК. Примерно треть всей мировой торговли приходится на торговлю между подразделениями той же самой корпорации. В 1998 г. насчитывалось около 53 тысяч МНК с 450 тысячами иностранных филиалов и объёмом глобальных продаж в размере 9,5 трлн. долл. На них приходилось, по различным оценкам, от 20 до 30% общемирового производства и от 66 до 70% мировой торговли.

Во второй половине XX столетия существенно изменилась и отраслевая структура МНК. До начала 50-х годов большинство ПИИ было сконцентрировано в первичном секторе. Но уже к 1970 г. они составляли только 22,7% всех ПИИ, тогда как во вторичном секторе было сосредоточено более 45% и в третичном секторе — более 31% их объёма. В 1994 г. ПИИ в сфере услуг составили уже 53,6%, а в промышленном производстве — 37,4%.

Однако переломной тенденцией в эволюции глобального производства в 90-е годы стало организационное преобразование производственного процесса, включая преобразование самих многонациональных корпораций. Глобальное производство товаров и услуг всё в большей мере осуществляется не многонациональными корпорациями, а транснациональными сетями производства, в которых многонациональные корпорации являются необходимым компонентом, но в то же время таким, который не может работать без остальной части сети.

Помимо многонациональных корпораций, малые и средние фирмы во многих странах сформировали кооперативные сети, что позволяет им самим быть конкурентоспособными в глобальной системе производства. Эти сети соединились с многонациональными корпорациями, став субподрядчиками друг для друга. Чаще всего сети малого или среднего бизнеса становятся субподрядчиками одной или нескольких крупных корпораций. Но имеются также многочисленные примеры того, что эти сети заключают соглашения с многонациональными компаниями, чтобы получить доступ к рынкам, технологиям, навыкам управления или торговой марке. Многие из таких сетей транснациональны сами по себе, что видно на примере тайваньских и израильских компьютерных отраслей промышленности, протянувших свои сети к Силиконовой Долине.

Новое международное разделение труда всё больше становится внутрифирменным или, точнее, внутрисетевым разделением труда в структуре фирм.

II

Производительность и конкурентоспособность в информационном производстве основаны на производстве знания и обработке информации. Производство знания и технологические возможности — ключевые инструменты конкуренции между фирмами, организациями всех типов, и в конечном счете странами.

К концу 1990-х годов пятая часть населения мира, живущая в странах с высоким уровнем дохода, имела в своем распоряжении 74% телефонных линий, на неё приходилось более 93% всех пользователей Интернета. Это технологическое доминирование могло бы противоречить идее глобальной экономики, основанной на знаниях, за исключением той формы, при которой мы получаем иерархическое разделение труда между производителями знания, живущими в немногочисленных глобальных городах и регионах, и остальной частью мира, состоящей из технологически зависимых экономик. И всё же примеры технологической взаимозависимости не столь просты, как можно было бы предположить, исходя из статистики, характеризующей неравенство в географическом плане.

Прежде всего фундаментальные исследования — основной источник знания — проводятся во всем мире главным образом в исследовательских подразделениях университетов и в государственных научных центрах. За исключением исследований, относящихся к оборонному комплексу, система фундаментальных исследований открыта и доступна. В самом деле, в 1990-е годы более 50% докторских степеней (Ph.D.) в США присваивалось иностранным граждан. Правда, 47% иностранных обладателей этой степени остались в Америке. Но это скорее говорит о неспособности стран их происхождения привлекать своих ученых, чем о близости их систем организации науки (так, 88% обладателей докторской степени из Китая и 79% — из Индии остались в США, тогда как для выходцев из Японии эта цифра составила 13%, из Южной Кореи — 11%).

Тем не менее имеет место фундаментальная асимметрия в формулировании задач, которые ставятся перед исследователями. Проблемы, которые важны для развивающихся стран, но вызывают лишь небольшой научный интерес или не обещают хорошего рынка сбыта для результатов исследований, игнорируются в исследовательских программах развитых стран. При всём своём глобальном характере наука воспроизводит процесс отлучения значительной части населения мира от современной жизни, игнорируя или рассматривая их специфические проблемы не в той мере, в какой результаты исследований могли бы улучшить условия их жизни.

Экономическое развитие и конкурентоспособность опираются не на фундаментальные исследования как таковые, а на их связи с прикладными исследованиями (система НИОКР) и их распространение среди организаций и частных лиц. Передовые академические исследования и хорошая образовательная система необходимы, но недостаточны, чтобы страны, фирмы и отдельные индивиды вступили в информационную эпоху. Таким образом, избирательная глобализация науки отнюдь не ведёт к глобализации технологии. Глобальное технологическое развитие нуждается во взаимодействии между наукой, технологией и бизнесом, а также в увязке с внутренней и внешней политикой.

В мире существуют механизмы распространения технологий, хотя и не без ограничений, в том числе — через многонациональные корпорации. МНК и их производственные сети являются в то же самое время и инструментами технологического господства, и каналами выборочного распространения технологий. Многонациональные корпорации сосредоточивают у себя подавляющее большинство закрытых для общественности НИОКР. Они используют эти знания как ключевой ресурс для конкуренции, проникновения на рынок и правительственной поддержки. Вместе с тем ввиду растущих издержек и стратегической важности НИОКР, корпорации привлекают для совместных исследований другие корпорации, университеты и общественные исследовательские институты (например, больницы — в биомедицинских исследованиях) по всему миру. Действуя так, они вносят вклад в создание  и формирование горизонтальной сети НИОКР, охватывающей собой целые отрасли экономики и страны.

Кроме того, чтобы международные производственные сети работали эффективно, многонациональные корпорации должны делиться некоторыми ноу-хау с партнерами, позволяя малым и средним фирмам улучшать их собственную технологию. Имеются некоторые свидетельства того позитивного воздействия, которое оказало присутствие иностранных дочерних филиалов МНК в производственной системе стран ОЭСР на технологическое развитие и уровень производительности этих стран.

Все же развивающиеся и новые индустриальные страны не должны уповать на МНК и нуждаются в проведении национальной политики, направленной на то, чтобы дать возможность местной рабочей силе и местным фирмам включиться в транснациональные производственные сети и конкурировать на мировом рынке. Именно это имело место в новых индустриальных странах Азии, где технологическая политика правительства была решающим инструментом развития. Роль государства остается существенной и в том, что касается обеспечения человеческими ресурсами (образование на всех уровнях) и технологической инфраструктурой (особенно доступными, дешевыми, высококачественными средствами связи и информационными системами).

Чтобы понять, как и почему технологии распространяются в глобальной экономике, стоит рассмотреть характер новых технологий, основанных на информации. Эти технологии обладают колоссальным потенциалом для распространения при условии, что они находят технологическую инфраструктуру, организационную среду и человеческие ресурсы, способные обучаться на практике. Это весьма жёсткое условие. Однако оно не является препятствием для стран, задержавшихся в своём развитии, чтобы догнать лидеров и встроиться в процесс распространения технологий, если эти страны быстро создают надлежащую среду. Именно это произошло в 1960–70-х годах в Японии, в 1980-х — в новых индустриальных странах Азии и, в меньшей степени, в Бразилии и Чили — в 1990-х.

Но мировой опыт 1990-х годов предполагает всё-таки другой путь технологического развития. Как только фирмы и частные лица во всем мире получали доступ к новой технологической системе, они присоединялись к производителям и рынкам, где они могли бы использовать свои знания и продвигать на рынке свои товары. Их планы выходили за пределы их национальной базы, усиливая, таким образом, производственные сети многонациональных корпораций. Тем самым одновременно данные фирмы и лица обучались посредством своих связей с этими сетями и вырабатывали свои собственные конкурентные стратегии.

Если труд — решающий фактор производства в информационной экономике и если производство и распределение продукции во всё больших масштабах осуществляется на глобальной основе, то, казалось бы, мы должны наблюдать параллельный процесс глобализации труда. Однако дело здесь обстоит намного сложнее. Нарастает процесс глобализации особого труда. Это труд не только высококвалифицированный, но и такой, который пользуется исключительно высоким спросом во всем мире и поэтому не подпадает под иммиграционное законодательство и правила, касающиеся заработной платы или условий труда. Любой, кто способен производить исключительную добавленную стоимость, наслаждается возможностью искать себе работу в любом месте земного шара; его, в свою очередь, также будут выискивать по всему миру. Эта категория людей, занятых особым трудом, отнюдь не составляет десятков миллионов человек, но она имеет решающее значение для функционирования сетей бизнеса, средств информации и политики, так что в целом рынок для наиболее ценного труда действительно является глобальным. Вместе с тем для огромных масс народа, для тех, кто не обладает исключительными навыками, существует весьма неоднозначная перспектива в плане работы.

Как написано в Докладе ООН о человеческом развитии за 1999 год, "глобальный рынок труда все более и более интегрируется для высококвалифицированных специалистов — руководителей корпораций, ученых, эстрадных артистов и многих других, образующих глобальную профессиональную элиту, с высокой мобильностью и высокой заработной платой. Но рынок для неквалифицированного труда сильно ограничен национальными барьерами"[1] . В то время как капитал и основные производственные сети являются глобальными, большая часть рабочей силы локальна. Только труд элитных специальностей, имеющий большое стратегическое значение, действительно глобализируется.

Однако, помимо фактического передвижения людей через государственные границы, наблюдается растущая взаимосвязь между рабочими в стране, где они работают, и остальной частью мира посредством глобальных производственных потоков, денег (денежных переводов), информации и культуры. Становление глобальных производственных сетей влияет на положение рабочих во всем мире. Мигранты посылают свои деньги домой. Удачливые предприниматели там, куда они иммигрировали, зачастую становятся посредниками между своей родиной и страной пребывания. Сети семей, друзей и знакомых разрастаются с течением времени, и передовые средства связи и транспортные системы позволяют миллионам людей жить "между странами".

Итак, в то время как большая часть рабочей силы не является глобализированной, во всем мире увеличивается миграция, в большинстве развитых стран возрастает полиэтничность населения, и возникают многоуровневые связи между миллионами людей через государственные границы и культурные барьеры.

Необходимо сделать дополнительную оговорку в определении контуров глобальной экономики: это — не планетарная экономика. Глобальная экономика не охватывает все экономические процессы на планете, не включает все территории и всех людей в свою работу, хотя и затрагивает прямо или косвенно существование всего человечества. В то время как ее влияние распространяется на всю планету, ее фактическое функционирование и структуры относятся только к сегментам экономических отраслей, стран и регионов в масштабах, которые варьируются в соответствии со специфическим положением отрасли, страны или региона в международном разделении труда.

Избирательный характер также носит глобализация финансовых рынков. В 1996 г. 94% портфельных и других краткосрочных потоков капитала в развивающиеся и переходные экономики направлялись в 20 стран. Только 25 развивающихся стран имеют доступ к частным рынкам облигаций, коммерческих банковских ссуд и ценных бумаг. Несмотря на все разговоры о роли так называемых становящихся рынках в глобальных финансах, в 1998 г. на страны с такими рынками приходилось только 7% общей рыночной капитализации, хотя в них проживало 85% мирового населения. Что же касается производства, то в 1988 г. страны ОЭСР вместе с четырьмя азиатскими "тиграми" обеспечивали 72,8% мирового производства; эта величина лишь незначительно снизилась в 1990-е годы, причём в 1990 г. страны Большой семёрки производили 90% высокотехнологичной продукции и владели 80,4% всех мировых вычислительных мощностей.

Таким образом, глобальная экономика характеризуется фундаментальной асимметрией между странами по уровню их интеграции, конкурентному потенциалу и доле выгод от экономического роста. Эта дифференциация распространяется и на внутренние районы каждой страны. Следствием этой концентрации ресурсов, динамизма, и богатства на некоторых территориях является сегментация мирового населения как результат сегментации глобальной экономики и в конечном счете ведущая к глобальному росту неравенства и социальной дискриминации.

Модель сегментации характеризуется двоякой динамикой. С одной стороны, имеющие высокую ценность сегменты территорий и люди включены в глобальные сети создания и присвоения богатства. С другой стороны, всё и все, не имеющие ценности, согласно критериям этих сетей, исключаются из сети. Положение в сетях может измениться через какое-то время путем переоценки или девальвации. Это приводит страны, регионы и население в постоянное движение, которое является равносильным структурной неустойчивости.

Новая экономическая система в одно и то же время высоко динамична, избирательна и крайне нестабильна. Усиленные новыми коммуникационными и информационными технологиями, сети капитала, производства и торговли способны обнаружить где бы то ни было в мире источники создания стоимости и связать их воедино. Однако в то время как доминирующие сегменты всех национальных экономик связаны в глобальную сеть, другие сегменты стран, регионов, экономических секторов и локальных обществ отделены от процессов накопления и потребления, которые характеризуют информационную глобальную экономику. Логика их социального и экономического развития основана на механизмах, существенно отличающихся от механизмов информационной экономики. В то время как информационная экономика преобразует целиком всю планету, и в этом смысле она действительно глобальна, большинство людей на планете не заняты в этой информационной глобальной экономике и ничего не приобретают в ней. Тем не менее все экономические и социальные процессы определяются логикой развития доминирующих структур такой экономики[2].

Источник: