Революционные вихри повеяли вдруг над планетой: взорвали ближневосточный арабский мир, встряхнули гордящиеся своей стабильностью страны европейской цивилизации, чуть было не добрались до России. Ну и, естественно, вызвали заинтересованное оживление в среде политологов и разного рода экспертов.

При этом исключительно у всех на слуху одни и те же непрерывно повторяемые заклинания: «оранжевая революция», «управляемый хаос», «мягкая сила», «ненасильственные методы сопротивления», «мультикультурализм»… Разные авторы пытаются осмыслить и интерпретировать их на ходу, выхватывая и перенося к себе из чужих статей целые блоки текстов. Однако интуиция без прочной основы знаний малопродуктивна, а специалисты-естественники (прежде всего математики, в частности, школ И. Пригожина или В. Арнольда [1]), разработавшие теорию катастроф (другие названия — теория детерминированного хаоса, теория самоорганизации) и работающие в этой области, т.е. действительно понимающие и разбирающиеся в предмете, видимо, мало интересуются тем, что происходит в глобальной социальной системе. Ну и поскольку до сих пор оценка ситуации не вышла за пределы интуитивных «прозрений» и жонглирования туманными терминами, попробуем разобраться в причинах возникших проблем самостоятельно.

Камни преткновения

В своих истоках все «цветные революции», сотрясающие мир вот уже на протяжении четверти века, основаны на методологии а) тактики ненасильственных форм сопротивления власти; и б) стратегии «управляемого хаоса». Первая является разработкой американца Дина Шарпа, систематизировавшего совокупность методик саботажа, с успехом применявшихся в течение ХХ века.

Однако несмотря на обширное и структурированное многообразие описанных Шарпом приемов (аж 198 ! [2]), отработанную технологию их использования [3] и четвертьвековую апробацию, они тем не менее не представляют из себя что-то большее, чем просто инструментарий, чья действенность жестко ограничена местом, временем и характеристиками текущей ситуации. А вот создание таких характеристик призвана решать концепция «управляемого хаоса», которую один из ее главных популяризаторов, Стивен Манн, представляет ни больше ни меньше как «стратегию глобального военно-политического доминирования США».

Отчасти так оно и есть, так как в ее основе лежит чисто военная разработка одного из научных центров Пентагона. Последняя так приглянулась рафинированному гуманитарию С. Манну, что его стараниями она была популяризована и «ненавязчиво» перетекла в сферы дипломатии и международной политики. Поскольку обычно и сам «пропагандист» концепции «управляемого хаоса» [4], и те, кто берется его пересказывать, весьма упрощают ее суть и акцентируют внимание на второстепенных признаках, необходимо сказать несколько слов о том, на чем она основана.

В своей статье «Теория хаоса и стратегическое мышление» [5] сам С. Манн отсылает к «экзотической теории хаоса и самоорганизующей кризисности», то есть фактически, казалось бы, к тем физическим и математическим дисциплинам, которые названы выше. Однако понимает он их специфично, по-своему. Так, им постулируется, что:

1) «структура и стабильность находятся внутри самой видимой беспорядочности и нелинейных процессов» (т.е. мир изменчив, процессы хаотичны, структура случайна);

2) объектом управления являются «динамические системы», т.е. системы, включающие в себя очень большое число подвижных компонентов;

3) внутри таких непрерывно изменяющихся систем обнаруживается непериодический порядок — внешне беспорядочная совокупность данных может поддаваться упорядочиванию в разовые модели;

4) подобные «хаотические» системы показывают тонкую зависимость от начальных условий — небольшие изменения каких-либо условий на входе приводят к дивергентным диспропорциям на выходе (очень вольная трактовка того, что в академической среде определяется термином «детерминированный хаос» [6]);

5) кризисное состояние динамических систем является для них перманентным, но не катастрофичным и проявляет себя как самоорганизующее начало, «самоорганизующая кризисность» (т.е. понуждает систему трансформироваться из одного метастабильного состояния в другое [7]).

Собственно, из последнего положения у С. Манна и следует вывод о том, что «посредством самоорганизующей кризисности хаосом возможно управлять». И это управление состоит в том, чтобы сначала оценить и понять структурные особенности системы, намеченной к управляемой деструкции, потом выявить существующие в ней внутренние напряжения [8] и, наконец, приложить к ней то самое «малое усилие, которое вызовет значительные разрушительные последствия». При правильном выборе оно же должно стать «точкой кристаллизации»: то есть задать направление и матрицу будущего реструктурирования и формообразования.

Называет С. Манн и источник такого усилия — идеологию, которую сравнивает с компьютерным вирусом, реорганизующим конфликт внутрисистемных напряжений в желательном для «управленцев» направлении:

«С этим идеологическим вирусом в качестве нашего оружия, США смогут вести самую мощную биологическую войну и выбирать, исходя из стратегии национальной безопасности, какие цели-народы нужно заразить идеологиями демократического плюрализма и уважения индивидуальных прав человека. С сильными американскими обязательствами, расширенными преимуществами в коммуникациях и увеличивающимися возможностями глобального перемещения, вирус будет самовоспроизводящимся и будет распространяться хаотическим путем. Поэтому наша национальная безопасность будет иметь наилучшие гарантии, если мы посвятим наши усилия борьбе за умы стран и культуры, которые отличаются от нашей. Это единственный путь для построения мирового порядка...» - пишет Стивен Манн.

В более поздней работе [9] он уточняет, что «для достижения подлинной глобальной кризисности... необходимы следующие предпосылки: 1) эффективные средства транспорта; 2) эффективные методы массового производства; 3) большая свобода экономической конкуренции; 4) повышение экономических стандартов, вытесняющих идеологию (когда борьба за выживание выиграна, для идеологии не остается места); 5) эффективные массовые коммуникации; 6) повышение ресурсных потребностей» [10]. Список представляет собой набор средств по атомизации общества путем отрицания объединяющего начала национальных идеологий через внедрение материально подкрепленной идеологии глобализма и воинствующего индивидуализма. Параллели данного перечня с цитатой, приведенной перед этим, очевидны.

Война и революция

То, что данная «стратегия доминирования» произведена военными и для военных же целей, очевидно. Она в полной мере отражает устремленность агрессора разрушить противника и поглотить его ресурсы. Правда, можно поспорить с ее характеристикой именно как стратегии, так как, вообще говоря, отсутствие стратегической цели, подмененной перманентным движением из одной метастабильности в другую, опускает значимость данной методологии скорее до уровня обобщенно тактической. Однако для С. Манна, не очень понимающего то, о чем говорит, это не существенно. И поскольку, по его собственному утверждению, «политика — это продолжение войны лингвистическими средствами» [5], он, ничтоже сумняшеся, продвигает разработку, кажущуюся ему перспективной, как основу действий представляемой им корпорации на международной арене.

Однако, как известно, незнание или непонимание каких-либо законов не освобождает от последствий их применения. А не понимает С. Манн вместе с военными экспертами, на рекомендации которых опирается, весьма и весьма существенные вещи.

Во-первых, обращаясь к динамическим системам (их еще называют диссипативными), он отбрасывает «за ненадобностью» фундаментальнейшее свойство их существования — удаленность от равновесного состояния. Другими словами, это движущиеся, изменяющиеся системы, и это движение имеет направление, которое может быть определено в терминологии первого и второго законов термодинамики: а) в сторону понижения внутренней энергетики (внутренней напряженности) систем и б) в сторону уменьшения их сложности. Или иначе, никакого вечного перехода от одной метастабильности к другой не существует: хаос накапливается и в конечном итоге приводит к полной деструкции системы, то есть перенесение методологии войны в политику ведет к тому, что политика превращается в «войну до победного конца».

Во-вторых, хаос с точки зрения теории, к которой апеллирует С. Манн, это не только и не столько структурное упрощение системы, сколько потеря предсказуемости поведения как ее самой в целом, так и каждой из её составляющих в отдельности (потеря информации о системе). Поэтому тактика, в которой накопление хаоса сделано основой управления системой, в конечном итоге делает ее полностью неуправляемой. Для войны, целью которой является уничтожение противника, подобное приемлемо, для «глобальной политической стратегии» — катастрофично, кем бы она ни осуществлялась.

В-третьих, кризис не является инструментом управления самоорганизацией. Он возникает, когда динамическая система, являющаяся открытой (т.е. существующей благодаря материальному, энергетическому, информационному обмену с окружающей средой), исчерпывает себя или оказывается лишенной источников жизнеобеспечения. И чем значимее для нее эта потеря, тем глубже кризис.

Из этого состояния существует несколько выходов. Во-первых, экстенсивный, т.е. распространение вовне путем обнаружения другого такого же или похожего альтернативного внешнего источника. Во-вторых, интенсивный, т.е. качественная внутренняя трансформация, ведущая к продолжению существования, но в принципиально изменённом виде, чтобы полностью исключить всё, связанное с возникшим дефицитом. Правда, в этом случае выживет лишь небольшая часть системы, оказавшаяся готовой к преобразованию, а остальная «выбракуется в отходы». Ну и, наконец, в-третьих, когда первые два пути реализовать не удается, наступают тотальный системный коллапс и деструкция.

Очевидно, что надежды на возможность управления «самоорганизующей кризисностью» С. Манн и его коллеги ошибочно связывают со вторым, описанным выше, вариантом. Однако то, что они предлагают и реализуют — создание системного кризиса посредством искусственной индукции внутри социальной системы ее антипода, с ней конкурирующего, — на самом деле направляет развитие совсем по другому руслу. Антисистема, включающая в себя лишь очень и очень незначительную долю составляющих системы, становится конкурентоспособной только тогда, когда опирается на внешний ресурс, сопоставимый по мощности с общесистемным. Только в этом случае у нее появляется шанс перехватить контроль над прочими социально-экономическими источниками жизнеобеспечения общества и расшатать его структуры настолько, чтобы можно было говорить об их критическом состоянии, близким к хаосу и ведущим к трансформации.

Что происходит после того, как описанное расшатывание целостной прежде системы оказывается успешным? Ее бóльшая часть, как это уже сказано, в трансформацию «не вписывается», деградирует, становится «социальным отходом», люмпеном, лишенным средств к существованию, нуждающимся как минимум в соцпайке, а в отсутствие оного превращающимся в «источник революционной заразы» — бандитизма в собственной стране и экспорта революции по всему миру (живое воплощение реализованной «мечты» С. Манна). Ни к какому производству, кроме разрушительного умножения хаоса, эта часть населения уже способна не будет.

Оставшаяся часть социальной системы, сумевшая найти себя в преобразовании, несмотря на свою численную ничтожность, тоже окажется неоднородной. Наряду с группой «подсевших» на информационно-идеологическую и материальную иглу коллег С. Манна окажутся другие, которые в изменившихся условиях найдут для себя вполне конкурентоспособный источник существования, полностью автономный от того, что обусловило разрушение прежней системы. Собственно, вот эти последние — доля от доли составляющих прежнего социума, взорванного по методике «управляемого хаоса», — только и подходят под определение самоорганизации как спонтанного системного ответа на внешнее возмущающее воздействие.

Другими словами, «самоорганизующая критичность» (по С. Манну) не приводит ни к какому сдвигу динамической системы в сторону метастабильности, а ведёт дело исключительно к ее распаду на антисистемные составляющие, т.е. фактически к производству и умножению одного только хаоса. Но и это не все.

Если бы речь шла только о стратегии военных действий между разделенными противоборством автономными силами (как, вероятно, изначально и предполагалось), подобный подход был бы оправдан: враг должен быть уничтожен, а его ресурс усвоен. Однако дело в том, что в глобализованном мире социум в экономической и идейно-политической сферах своего существования - это уже не открытая, а закрытая система. И потому антисистемность, производимая в какой-то одной из его частей, которой некто захотел посредством такой процедуры управлять, в конечном итоге накапливается в ней во всей, обращая разрушительный потенциал против тех, кто его пробудил.

По сути дела, стратегия «управляемого хаоса», разработанная коллегами Стивена Манна и распространённая им самим из чисто военной области в область международной политики, является не чем иным, как стратегией перманентной мировой революции в духе Л. Троцкого. Сегодня возникающую при этом потерю устойчивости больших социальных систем можно воочию наблюдать на примере всемирных последствий «арабской весны».

Кризис и Третья мировая

Вообще, преувеличивать значимость манновской «стратегии» «управляемого хаоса» не стоит. Она, конечно, значимый фактор, формирующий облик современного мира (в особенности, если не забывать о могуществе тех сил, которые стоят за ее воплощением в жизнь), но при этом фактор исключительно искусственный и субъективный. Образно говоря, желая навязать свою волю попутчикам в лодке, Манн со товарищи изо всех сил пытаются лодку раскачать, попутно захватывая имущество тех, кто не удержался и вылетел. Однако подобное становится возможным лишь в том случае, когда лодка сама по себе обладает невысокой устойчивостью (или, во всяком случае, сопоставимой с раскачивающими усилиями кризисоустроителей).

С точки зрения системного развития и самоорганизации ленинское определение революционной ситуации, сформулированное эмпирически-интуитивно, по-прежнему остается и верным, и актуальным. Повышенная активность антисистемных масс является лишь дополнительным субъективным фактором близости революционного переворота. Объективно же необходимо, чтобы имел место кризис социальной системы и не было возможности его преодоления путем возникновения дефицита жизненно важного ресурса плюс невозможность его компенсации путем роста — распространения системы вовне. В этом случае возникают острая внутрисистемная конкуренция, поиски замены того, что и взять-то негде. Тогда-то и появляется место для внедрения и развития антисистемы, т.е. того, на что рассчитывают «стратеги» вроде Ленина, Троцкого и Манна, ибо «по-старому» и «верхи уже не могут, и низы не хотят».

В чистом виде «оранжевые революции», «управляемый хаос» и практическое воплощение теоретических наработок С. Манна востребованы и работают только там, где и без них социальная система самостоятельно развилась до кризиса или как минимум тупика. Да и, собственно, вся история человечества свидетельствует, что без объективного существования в некотором обществе революционной ситуации «воздействовать» на нее возможно лишь «экспортом интервенции», но никак не революции, что, в частности, демонстрируют нынешние события в Ливии и Сирии [11]. И нынешняя постоянная готовность «управленцев хаосом» и «перманентных революционеров» подстраховать дающую сбои «самоорганизующую кризисность» прямым военным вмешательством (естественно, «во имя торжества демократии») выдает истинный смысл их действий — передел власти и богатства в мире, зачистка чужой собственности от ее хозяев, борьба за контроль над жизненно важным ресурсом в условиях его критической ограниченности. А мутная вода революционного или возникшего в результате военных действий хаоса для этого самая что ни на есть благоприятная среда.

Востребованной и реализуемой на практике методологию «самоорганизующей кризисности» сделало не «гениальное прозрение» американских военных, а завершение процесса глобализации, превратившего мировой социум и с хозяйственной, и с политической точек зрения в закрытую систему с доминирующей внутри нее идеологией потребительства. Внутренняя саморазъедающая конкуренция, борьба за монопольное экономическое преобладание и политическое господство, избавление от «лишних ртов» — вот далеко не полный перечень факторов, делающих существование современного человечества неустойчивым, благоприятствующим возникновению антисистем и провоцирующим новый передел как всего мира в целом, так и каждого региона в отдельности.

При наличии хозяйственно-политических предпосылок «самоорганизующая кризисность» индуцируется внутри обреченных на дезинтеграцию национальных обществ посредством современных коммуникационных и транспортных систем. Когда таких предпосылок нет, а контроль над избранным регионом представляет стратегическое значение, хаос генерируется опять же искусственно, но извне — прямой военной агрессией, которая не только полностью опустошает военный, экономический и политический потенциалы региона-жертвы, но и, «инфицируя кризисом», в терминологии С. Манна, все вокруг, как в воронку, начинает втягивать в конфликт все новых и новых участников, имеющих прямую ресурсную заинтересованность в объекте агрессии. Так возникает очаг антисистемности глобального масштаба.

На данный момент примером такого рода является Иран. Ситуация вокруг Ирана раскручивается (практически необратимо) до стадии прямого военного столкновения с самыми тяжелыми последствиями не только для Ближнего и Среднего Востока, но и для всего мира. Возникшая с началом боевых операций неустойчивость социальной системы способна в дальнейшем принять масштабы, соответствующие Третьей мировой.

Революция и Интернет

Следует оценить и настоящее значение вклада современных технологий в то, как распространяется пожар «самоорганизующей кризисности» по всему миру. Обычно и пропагандисты, и апологеты «управляемого хаоса», и их критики выделяют как особый фактор новейшие средства коммуникации и транспорта, в том числе Интернет. И в целом подобная оценка является сильно преувеличенной.

Как и любые другие средства связи — телефон, телеграф, почта и т.д., — «всемирная паутина» является не более чем средой двусторонней передачи информации между людьми, в том числе обеспечивающей управление. В кризисной ситуации такие системы обслуживают взаимодействие между участниками противоборства каждой из конфликтующих сторон. Чем быстрее осуществляется передача информации и чем сложнее ее заблокировать, тем устойчивее структура и тем успешнее ее действия. В этом смысле Интернет имеет значительные преимущества перед всеми иными, бывшими до него средствами коммуникации (по быстроте, оперативности, многоуровневости, широте охвата, защищенности от сбоев). Кроме того, электронно-сетевая среда является общей для противников и может быть использована для дезориентации противной стороны, что, впрочем, характерно для военных действий в принципе, даже если они ведутся по старинке, без современных технологических изысков.

Однако какой бы совершенной с технической точки зрения передача информации ни была, какой бы уровень коммуникации она ни обеспечивала, в систему управления она превращается только при существовании связываемых ею и согласованно взаимодействующих друг с другом системных объектов. А возникновение тех, в свою очередь, обусловлено наличием кризисного тупика в развитии экономики, политической структуры или общества в целом. Другими словами, все «зло Интернета» в плане производства социального хаоса сводится к тому, что он обеспечивает очень высокую скорость информационного обмена и затрудняет его блокировку прежними, традиционными, методами. Преодоление кризисной ситуации изнутри и смена парадигмы обеспечения информационной безопасности способны свести преимущества антисистемы в глобальной сети на нет [12].

Настоящую же угрозу успешного распространения «управляемого хаоса» несут в себе виртуально-медийные технологии и наличие у агрессоров высокоточных и роботизированных вооружений. Первые именно в таком своем качестве были предложены З. Бжезинским в его «Технотронной эре» [13]. Их суть в том, что современный человек, погруженный в виртуальную информационную среду (не только компьютерно-сетевую и «всемирно паутинную», но и телевидение, радио, видео, аудио, игровую продукцию), воспринимает мир даже не через призму некоторой идеологической пропаганды, а как часть своего персонального существования в виртуальной вселенной, которое может совпадать, не очень совпадать или даже совсем не совпадать с тем, что имеется в реальности. Иначе говоря, у очень большого количества людей разрушены критерии различения кажущегося и существующего. А значит, они не в состоянии оценить и действительность социального кризиса, и шансы революции. С соответствующими последствиями своего участия в ней...

Угроза высокоточного и роботизированного оружия была продемонстрирована в ходе ливийского мятежа, когда немногочисленные и не слишком-то обученные «революционеры» успешно действовали против превосходящих их в численности и вооружениях правительственных войск под прикрытием беспилотных штурмовиков и управляемых чуть ли не из-за океана ракет «устроителей хаоса». То есть технологическое преимущество в военной сфере дает возможность осуществлять вооруженные агрессии руками весьма незначительного числа мятежников-аборигенов, усиленных группами наемников и откровенными бандитами, выдавая всё это за «демократические революции» и «национально-освободительное движение».

Сухой остаток

Вся сотрясающая ныне планету «цветная круговерть» с подрывными рекомендациями в стиле «методов мягкой силы» и «ненасильственного сопротивления», с псевдо-научными схемами создания «управляемого хаоса» является не чем иным, как системой оперативно-тактических, по сути, диверсионных мероприятий, обеспечивающих скрытое осуществление прямой агрессии по отношению к суверенным государствам. Под прикрытием демагогии об «открытом обществе» глобальный гегемон, опираясь на свое подавляющее превосходство в финансах и технологиях, использует критические уязвимости в общественных системах национальных государств или создает их искусственно, чтобы на волне возникшей социальной неустойчивости экспроприировать национальное достояние того или иного народа и полностью перевести его под свой непосредственный контроль.

Следует понимать, что в начавшейся войне за передел — реструктурирование — мира, ставшей следствием глобального хозяйственно-политического кризиса, объектом нападения являются уже не правительства государств-жертв (которые вполне могут выступать на стороне агрессора), а собственно нации, уничтожаемые не с помощью каких-то новых достижений «стратегической» мысли, а исключительно по евангельскому слову: «Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит» [14]. И потому единственной правильной, единственно возможной тактикой противодействия «управляемому хаосу» являются всемерное устранение причин, порождающих кризис в обществе, и мобилизация нации против агрессора.